ка"! Черт! Я тебе в отцы гожусь, дуралей! - Нет, не годишься! - До чего он меня раздражал, сказать не могу. И ведь не упустит случая ткнуть тебе в глаза, что ему восемнадцать, а тебе только шестнадцать. - Во-первых, я бы тебя в свой дом на порог не пустил... - Словом, не смей меня называть... Вдруг дверь открылась и влетел сам Стрэдлейтер. Он всегда куда-то летел. Вечно ему было некогда, все важные дела. Он подбежал ко мне, похлопал по щекам - тоже довольно неприятная привычка - и спрашивает: - Ты идешь куда-нибудь вечером? - Не знаю. Возможно. А какая там погода - снег, что ли? Он весь был в снегу. - Да, снег. Слушай, если тебе никуда не надо идти, дай мне свою замшевую куртку на вечер. - А кто выиграл? - спрашиваю. - Еще не кончилось. Мы уходим. Нет, серьезно, дашь мне свою куртку, если она тебе не нужна? Я залил свою серую какой-то дрянью. - Да, а ты мне ее всю растянешь, у тебя плечи черт знает какие, - говорю. Мы с ним почти одного роста, но он весил раза в два больше и плечи у него были широченные. - Не растяну! - Он подбежал к шкафу. - Как делишки, Экли? - говорит. Он довольно приветливый малый, этот Стрэдлейтер. Конечно, это притворство, но все-таки он всегда здоровался с Экли. А тот только буркнул что-то, когда Стрэдлейтер спросил: "Как делишки?" Экли не желал отвечать, но все-таки что-то буркнул - промолчать у него духу не хватило. А мне говорит: - Ну, я пойду! Еще увидимся. - Ладно! - говорю. Никто не собирался плакать, что он наконец ушел к себе. Стрэдлейтер уже снимал пиджак и галстук. - Надо бы побриться! - сказал он. У него здорово росла борода. Настоящая борода! - А где твоя девочка? - Жд
