. -- Бедный мой лапа-растяпа! Потом положила очки на столик, стеклами вниз. Наклоняясь, она чуть не потеряла равновесия, но тут же стала подтыкать одеяло на кроватке Рамоны. Рамона не спала. Она плакала, и, видимо, плакала уже давно. Мокрыми губами Элоиза поцеловала ее в губы, убрала ей волосы со лба и вышла из комнаты. Спускаясь с лестницы, она уже сильно пошатывалась и, сойдя вниз, стала будить Мэри Джейн. -- Что? Кто это? Что такое? -- Мэри Джейн рывком села на диване. -- Слушай, Мэри Джейн, милая, -- всхлипывая, сказала Элоиза. -- Помнишь, как на первом курсе я надела платье, помнишь, такое коричневое с желтеньким, я его купила в Бойзе, а Мириам Белл сказала -- таких платьев в Нью-Йорке никто не носит, помнишь, я всю ночь проплакала? -- Элоиза схватила Мэри Джейн за плечо: -- Я же была хорошая, -- умоляюще сказала она, -- правда, хорошая. Джером Сэлинджер. Человек, который смеялся В 1928 году -- девяти лет от роду -- я был членом некой организации, носившей название Клуба команчей, и привержен к ней со всем esprit de corps. Ежедневно после уроков, ровно в три часа, у выхода школы N_165, на Сто девятой улице, близ Амстердамского авеню, нас, двадцать пять человек команчей, поджидал наш Вождь. Теснясь и толкаясь, мы забирались в маленький "пикап" Вождя, и он вез нас согласно деловой договоренности с нашими родителями в Центральный парк. Все послеобеденное время мы играли в футбол или в бейсбол, в зависимости -- правда, относительной -- от погоды. В очень дождливые дни наш Вождь обычно водил нас в естественно-исторический музей или в Центральную картинную галерею.
