Сразу, без раздумья, я вспоминаю только трех девушек в своей жизни, которые с первого же взгляда поразили меня безусловной, безоговорочной красотой. Одну я видел на пляже в Джонс-Бич в 1936 году -- худенькая девочка в черном купальнике, которая никак не могла закрыть оранжевый зонтик. Вторая мне встретилась в 1939 году на пароходе, в Карибском море, -- она еще бросила зажигалку в дельфина. А третьей была девушка нашего Вождя -- Мэри Хадсон. -- Я очень опоздала? -- спросила она, улыбаясь Вождю. С тем же успехом она могла бы спросить: "Я очень не-красивая? " -- Нет! -- сказал наш Вождь. Растерянным взглядом он обвел команчей, сидевших поблизости от него, и подал знак -- уступить место. Мэри Хадсон села между мной и мальчиком по имени Эдгар -- фамилии не помню -- у его дядя лучший друг был бутлегером. Мы потеснились ради нее как только могли. Машина двинулась, вильнув, будто ее вел новичок. Все команчи, как один человек, молчали. На обратном пути к нашей обычной стоянке Мэри Хадсон наклонилась к Вождю и стала восторженно отчитываться перед ним -- на какие поезда она опоздала и на какой поезд попала; жила она в Дугластоне, на Лонг-Айленде. Наш Вождь очень нервничал. Он не только никак не поддерживал разговор, он почти не слушал, что она говорила. Помню, что головка с рычага переключения передач отлетела у него под рукой. Когда мы вышли из "пикапа", Мэри Хадсон тоже увязалась за нами. Не сомневаюсь, что, когда мы подошли к бейсбольной площадке, на лицах всех команчей читалась одна мысль: "Есть же такие девчонки, не знают, когда им пора убираться домой! " И в довершение всего, именно в ту минуту, как мы с другим команчем бросали моне
