голосом сказал он в трубку. Молодая женщина, по-прежнему опершись на локоть, следила за ним. В ее широко раскрытых глазах не отражалось ни тревоги, ни раздумья, только и видно было, какие они большие и темно-голубые. В трубке раздался мужской голос -- безжизненный и в то же время странно напористый, почти до неприличия взбудораженный: -- Ли? Я тебя разбудил? Седовласый бросил быстрый взгляд влево, на молодую женщину. -- Кто это? -- спросил он. -- Ты, Артур? -- Да, я. Я тебя разбудил? -- Нет-нет. Я лежу и читаю. Что-нибудь случилось? -- Правда я тебя не разбудил? Честное слово? -- Да нет же, -- сказал седовласый. -- Вообще говоря, я уже привык спать каких-нибудь четыре часа... -- Я вот почему звоню, Ли: ты случайно не видал, когда уехала Джоана? Ты случайно не видал, она не с Эленбогенами уехала? Седовласый опять поглядел влево, но на этот раз не на женщину, которая теперь следила за ним, точно молодой голубоглазый ирландец-полицейский, а выше, поверх ее головы. -- Нет, Артур, не видал, -- сказал он, глядя в дальний неосвещенный угол комнаты, туда, где стена сходилась с потолком. -- А разве она не с тобой уехала? -- Нет, черт возьми. Нет. Значит, ты не видал, как она уехала? -- Да нет, по правде говоря, не заметил. Понимаешь, Артур, по правде говоря, я вообще сегодня за весь вечер ни черта не видел. Не успел я переступить порог, как в меня намертво вцепился этот болван -- то ли француз, то ли австриец, черт его разберет. Все эти паршивые иностранцы только и ждут, как бы вытянуть из юриста даровой совет. А что? Что случилось? Джоанна потерялась? -- О черт. Кто ее знает. Я не знаю. Ты ж
