нула голову к Мэри Джейн. -- Будь другом, брось мне сигаретку. -- Никак не дотянусь, -- сказала Мэри Джейн. -- Ну, шут с тобой. -- Элоиза опять уставилась в потолок. -- А как-то раз я упала, -- сказала она. -- Ждала его, как всегда, на автобусной остановке, около самого общежития, и он почему-то опоздал, пришел, а автобус уже тронулся. Мы побежали, я грохнулась и растянула связку. Он говорит: "Бедный мой лапа-растяпа!.. " Это он про мою ногу. Так и сказал: "Бедный мой лапа-растяпа! " Господи, до чего ж он был милый! -- А разве у твоего Лью нет чувства юмора? -- спросила Мэри Джейн. -- Что? -- Разве у Лью нет чувства юмора? -- А черт его знает! Наверно, есть, не знаю. Смеется, когда смотрит карикатуры, и всякое такое. -- Элоиза приподняла голову с ковра и, сняв стакан с груди, отпила глоток. -- Нет, все-таки это еще не все, -- сказала Мэри Джейн. -- Этого мало. Понимаешь, мало. -- Чего мало? -- Ну... сама знаешь... Если тебе с человеком весело, и все такое... -- А кто тебе сказал, что этого мало? -- сказала Элоиза. -- Жить надо весело, не в монашки же мы записались, ей-богу! Мэри Джейн захохотала: -- Нет, ты меня уморишь! -- сказала она. -- Господи боже, до чего он был милый, -- сказала Элоиза. -- То смешной, то ласковый. И не то чтобы прилипчивый, как все эти дураки-мальчишки, нет, он и ласковый был по-настоящему. Знаешь, что он однажды сделал? -- Ну? -- сказала Мэри Джейн. -- Мы ехали поездом из Трентона в Нью-Йорк -- его только что призвали. В вагоне холодина, мы оба укрылись моим пальто. Помню, на мне еще был джемпер -- я его взяла у Джойс Морроу, -- помнишь, такой чудный синий джемперок? Мэри Джейн кивнула, но
