, но умолчал об этом. Я сказал, что сейчас солдаты из разных стран оторваны от родного дома и у большинства из них в жизни мало хорошего. Мне казалось, добавил я, что многие люди могли бы и сами это сообразить. -- Возможно, -- ответила моя гостья без особого убеждения. Она снова потрогала рукой влажные волосы и, захватив несколько намокших светлых прядей, переложила их так, чтобы прикрыть уши, -- Волосы у меня совсем мокрые, -- сказала она. -- Я сущее пугало. -- Она посмотрела на меня. -- Вообще-то волосы у меня довольно волнистые, когда они сухие. -- Я вижу, вижу, что волнистые. -- Не то чтобы кудрявые, но довольно волнистые, -- сказала она. -- А вы женаты? Я ответил, что женат. Она кивнула. -- У вас глубокая страсть к женщине? Или это вопрос чересчур личный? Я ответил, что, когда будет чересчур, я сам скажу. Она снова положила руки на стол, и я помню, что мне захотелось что-нибудь сделать с огромными часами, которые красовались у нее на запястье, -- посоветовать ей, чтобы она носила их вокруг талии, что ли. -- Вообще-то мне не так уж свойственно стадное чувство, -- сказала она и бросила на меня взгляд, проверяя, знаю ли я смысл этого выражения. Однако я ничем не дал понять, так это или не так. -- Я подошла к вам исключительно потому, что вы показались мне чрезвычайно одиноким. У вас лицо чрезвычайно тонко чувствующего человека. Я сказал, что она права, я и в самом деле чувствовал себя одиноким и очень рад, что она подошла ко мне. -- Я вырабатываю в себе чуткость. Моя тетя говорит, что я страшно холодная натура, -- сказала она и снова потрогала макушку. -- Я живу с тетей. Она чрезвычайно мягкая натура. После смерти мамы она делает вс